Евгений Сабуров. Пороховой заговор. М., серия книг журнала "Золотой век", 1995.

Евгения Сабурова хорошо знают как экономиста, бывшего вице-премьером первого российского правительства, директором "Центра информационных технологий", главой правительства Крыма. Меньше известен он как поэт, хотя в разных изданиях время от времени появлялись его подборки: в рижском "Роднике", "Театре", "Сельской молодежи", "Золотом веке", "Независимой газете"... Но наиболее полное представление о нем, как оригинальном стихотворце, дает сборник "Пороховой заговор", включивший в себя тексты конца 70-х и 80-х годов. Жаль, что в него совсем не вошли ранние стихи. Любопытно

было бы прочесть и написанное в 90-е годы, когда поэт больше занимался делами государственными.

Как-то - это было в Крыму, Сабуров давал мне интервью в машине, везущей его на очередную встречу с хозяйственниками - я поинтересовался: а сейчас удается писать? "Пишу,

- легко отозвался он, - хотя новые обязанности этому не способствуют. Поэзия все же не проза, для нее не требуется много времени. К тому же стиль мышления поэта во многом схож со стилем мышления чиновника: он чрезвычайно конкретный. Я согласен с Мандельштамом, который говорил, что поэзия - это игра детей с отцом. Это действительно игра. И в управлении тоже есть элемент игры, деловой игры, когда каким-то образом расставляются люди, задействуются их способности, когда все это направляется к какой-то цели, которая, если внимательно посмотреть, вовсе не цель. Потому что управление - это обеспечение жизни. А обеспечение жизни - это не цель, до которой можно дойти, сесть и успокоиться."

Я вспомнил этот разговор, когда листал "Пороховой заговор", где чуть ли не физиологические описания переплелись с тонкой шуткой и эпатажем. Сладкая, несколько убаюкивающая речь порой резко обрывается, строка дает сбой, становится энергичней, короче. Или немного растягивается, и в ней внезапно возникают какие-то "заработные платы", которые растут "пропорционально трудовому вкладу". Словом, конкретизм чистой воды. Не случайно (скажем про "между прочим") лидер конкретной школы Всеволод Некрасов посвятил нашему поэту стихотворение, которое одновременно можно рассматривать и как критическую заметку:

Жизнь

и соображения

Сабурова Жени

(Что за бурная

сабурная жизнь

За сабурные

и засабурные соображения!)

В поэтическом опыте Сабурова - фиксация правды о падшем человеке. Он пишет о том центре в душе, где торжествуют темные, звериные страсти, где человек легко ассоциируется с животным и отношения самца и самки (что не всегда однозначно плохо) начинают подчинять себе все остальное. Но есть в душе и другой центр - Сабуров помнит об этом - где человек видится как образ и подобие Божие, где жизнь преображена небесным светом, и мир и мера - неотъемлемые свойства земного скитальца. Стихи "качаются" между полюсами, и хотя у первого перевес, итог схватки не очевиден. Потому что Сабуров умеет благодарить, радоваться естественным занятиям. Потому что даже в эпицентре самости и похоти играет музыка ритма, разрушающая эту самость и похоть, придающая ей другое значение:

И кинула: Звони! - Зачем?

мне только бы успеть на пересадку,

я призрачен и без остатку

весь умещусь на собственном плече.

Напевный холод одиночества

опять к себе меня влечет.

Монахов вечное отрочество

как незаслуженный почет.

Густея болью и тревогой,

дорога зыбкою рекой

протянута от нас до Бога

и кинула: - Звони! - На кой?

Я так спешил на пересадку,

прыжком срезая переход,

роняя драгоценный лед,

голубоватую оглядку.

 

Как поэт, Сабуров чрезвычайно пластичен и динамичен. Он умеет одновременно и рассказывать, и показывать, и двигаться в пространстве, строить воздушные замки и вдруг несколькими словами все заземлять. Стих его, правда, при этом не всегда ровен, страдает языковой небрежностью, но даже в проваленных вещах встречаются словесные обороты, оправдывающие читательские усилия. Его чувства требуют конкретных - в рамках падшего мира - действий. Но они не утаскивают читателя в низины плоти, ибо они безнадежно романтичны:

Чтобы шедеврами похвастаться пред женщиной,

талантов мало, воли мало -

необходимо, чтобы женщина была.

И вот ты ждешь прихода на вокзал

тех поездов, которых запоздало

мильон, не меньше, чем

мильон - им нет числа.

Нам недостаточен, чтобы убить в себе раба,

ни трезвый ум, ни сердца пыл,

ни даже чтоб ее любил

и шла в душе твоей борьба -

необходимо, чтобы раб хоть был.

А вот взлетает пустота,

чтобы шедеврами похвастаться взлетает,

а вот запела немота,

саму себя перебивает.

И свертывается мораль,

развертываясь в дальний поезд.

И дальний поезд едет в даль,

ни капельки не беспокоясь.

Сабуров окончил мехмат МГУ, где вместе с ним "проходили курс бесполезных наук" поэты Леонид Иоффе и Анатолий Маковский (пропавший без вести в Киеве в 1995-м, о стихах последнего см. НЛО N4, 1993). С ними, а также с Михаилом Айзенбергом он, в основном, и общался. С кем из литераторов дружит сейчас - не знаю. Мне кажется, для поэтического портрета это неважно: трудно творчески уцелеть, находясь на руководящей работе. Сабуров, правда, придерживается иного мнения. В упоминавшемся крымском интервью он рассуждает примерно так: "Поэты нередко состояли на государственной службе, и служили неплохо. Посол России в Иране Грибоедов был совсем неплохим послом. Державин был вовсе неплохим губернатором. Клодель во Франции был очень неплохим министром. Так что поэт на государственной службе - это нормально!"

Борис Колымагин.

 

.