Наталья Черных

 

ВЕРА

 

Мишель, ma bellе, молочное молчание!

Фильм .Розыгрыш. и пенье проводов.

Осенний птичий свист и зданье школы

в цветах, в цветах. Но лучше помолчать.

 

Болезненная девочка-подросток

возле окна, до перемены долго.

Одна, вне кабинета, будто плачет.

Она лишь кажется. Она совсем другая.

 

Покуда мы, растаяв от тоски,

дремали сладко посреди квартиры,

оставленной родителями нам

на время отпуска, прошло почти полжизни.

 

Она доверчиво взглянула мне в глаза,

покорная случайному привету,

но закричал болезненно звонок:

та девочка нас будто бы боялась.

 

Потом мы научились жизнь кроить,

не спрашивая выкроек и ниток,

а это хорошо. Но в ней одной

проскальзывала неопределенность.

 

Мы требовали что-то от нее,

хотели лучше, падали, срывались,

и далее . да что там! А она

склонила шею под епитрахилью.

 

И вот теперь, когда пришла пора

на улицу ей выйти . оказалось

что нас всего лишь горстка. А вокруг

Рим, Иерусалим, Александрия.

 

За липами и каменным забором,

похожим цветом на больничный, рынок.

Что делать, делать? Лишь мелькнул платок

той, что дорогу вброд переходила.

 

ФИНАЛ РУССКОЙ СИМФОНИИ

 

Что в финале? Осень, домик, ложе,

Друг, с которым и не расставались.

Но спроси: на что любовь похожа?

Я отвечу: сам, конечно, знаешь.

Приезжали, плакали, просили,

Даже опускались на колени.

Он лежал .. и белый, и красивый,

На чужом одре, без смертной тени.

Что в финале? Словно ходом крестным

Уходил он в землю за Загорском,

Со свечами, с пением воскресным,

Брошенною в небо звездной горсткой.

. Исходил все ноги, сердце в муках,

Видно, даром в жизни был монах.

Но Господь шепнул ему на ухо:

. Я тебя носил в Своих руках.

 

Вот и все. В честь русского финала

Мне позвольте выпить этот сказ.

Или же прочтите все сначала:

. Святый Боже,

Святый Крепкий,

Святый Безсмертный,

помилуй нас!

 

О НЕСВЯТОМ ЧЕЛОВЕКЕ

 

Из вагона метро . прочь, потертый строительный прет полушубок.

Седина малолетняя . вон, под мохеровый шарфик.

. Ты, что ли, папаша, монах?

Седина с рыжиной, борода над. цыгейкой из нефти, локтем прикрывается сумка.

До конечной билеты. Автобус в поселок, и три километра пешком.

 

Он был славный студент-литератор, здесь жил, эту станцию помнит.

Это . точка исхода для действия, время и место . условно.

 

Как девицы теперь разукрашены . режет глаза. Словно вывески . лица, одежды!

Вот . константа гранита, вот . вектор состава. Как прежде

здесь вишневый и кобальт, и будто бы солнце . скажи!

Пассажиры как пчелы: кто вышел, а кто лишь вошел, только в каждом . значенье надежды.

Видеть вас . подходите, ребята, да только упрячьте ножи.

 

Я едва обернулась. По темному синему полю сутулой куртенки

Известковыми брызгами . знаю! -- досужий и нервный мой взгляд.

Я хотела спросить: почему все мои долгожданные люди меня покидают?

Может, вы растолкуете? Слышу в ответ: не пророк.

 

Что-то давит на сердце, и уши заложило до глухоты от напора событий.

В нас Христом поселяется, чая обитель свою.

Но хотим ли мы этого? .Как захотеть, объясните!

Слышу: я лишь свидетель. Здесь радости йот . по рублю.

 

Было . ночь просидели на кухне в беседах о Блоке.

..................................... А нынче мы сделались старше.

Мы теперь . как на каторге. Впрочем, так было всегда.

Но желанною вольной, которой и чудно и страшно:

Се, Господня раба! Боже, буди ми воля Твоя.

 

Я люблю вас. Мы возле вас . винные мехи.

Как я рада: навстречу, маяча подолом, изволит идти!

Это повесть. Или элегия о несвятом человеке.

Это ода ему. Ангел скрыл километры пути.

 

ДВОЕ МОЛЯЩИХСЯ

 

Ах, едва лишь тронется лед

птичьим скрипом грачиным под теплой подошвою,

задрожит, зазвенит, запоет

историю с прошвою.

 

А во мне начинают беседу

двое странных далеких молящихся:

один . мытарь, другой . фарисей,

как настоящие.

 

И один, что ходил целый день

теребя самолюбия горькие,

наклонился к земле у дверей,

стал оттаявшей хлебной коркою.

 

Только я как он: денежек прошу

и с обидою коробочку ношу.

 

А второй посмотрел-посмотрел на него,

ледяной и красивый, намазанный.

. Слава тебе Боже, что я . не он,

несуразный.

 

Я во всем второй . что за внешний вид!

А кто разберет, где и что болит.

 

Первого склонилась голова .

стал свободный, хотя был каторжник.

Мне бы повторить его слова,

да второй у сердца как стражник.

 

 

МЕЛОДИЯ

 

мы встретились лишь чудом.

мое упало время

в колодец древних предков

я ожидала жадно

последнего восхода

я умирала искренно

 

но ради нас последнее

Господь распределил

еще надолго

что же?

 

вселенная как риза:

грозит совсем иссякнуть

под дерзкою рукой

 

вселенная иссякнет

но я люблю надежду

что мы вселенной дольше

 

СИРОТА

 

Сирота крестился, по вагону шел;

накануне Пасхи . молодой осел.

 

Если же любить душа не в силах,

как узнать . и милых, и не милых?

 

Только кто принесет к столу хлеба горячего?

Кто нагреет воды в это утро холодное?

Кто глаза поцелует от горя незрячему?

Время . дело не в том, время . сводное.

 

На других смотреть . светло и больно.

Внутрь себя взглянуть . всего довольно.

 

Я меняла пятьдесят рублей,

я была . как десять матерей.

Наменяла, чтобы дальше тратить.

Пять рублей . прими, Господня Мати.

 

Пацаненок все не уходил,

все смотрел из сердца клетки тесной.

Как отец земной, кормилец, жил!

Стал теперь кормилец . Царь Небесный.

 

Как жила кормилица и мать,

как пропела песенкою душу.

Миленький! Что толку вспоминать?

Девичьи, антоновки и груши.

 

Были благодетели, одежду принесли.

Но потом ушли . в молитве вспомни.

Жизнь . как пленки фильмов или сны:

робко, утомительно, неполно.

 

Что теперь . желание семьи,

игры неустроенного тела?

Где Господь, там люди все . свои:

из камней, из дерева, из мела.

 

Сирота, которому легко

среди лаврской братьи затеряться!

Тайна ходит в сердце глубоко.

Мир . как дыба, если возвращаться.

 

Это не у каждого написано в судьбе:

крест высокий, чудное сиротство.

Сладкое застыло на губе .

подожди, покудова сорвется.

 

А вокруг . и люди, и слова,

Внешние, холодные, махровые.

Не у всех . как солнышко из сна:

ножницы, вода, одежды новые.

 

Сердце ждет из ладоней чужих угощения,

сердце ластится к ветру прохожему.

Ошибается, скверное, просит прощения,

но идет, но идет по пути к невозможному.

 

АНГЕЛЫ ПРОКУРОРА

 

Ему нравилось пение Брайана Ферри,

он любил всякие символы непонятные.

Мы искали рекорд с музыкой группы Двери,

и не могли найти его многократно.

 

Мы гуляли осенью по Москве,

обувь . в соли и песке.

 

А потом его отправили в спецприемник,

ни за что,

если не вспоминать прошлое.

Жизнь оказалась настолько объемной,

что катилась я по ней, как горошина.

 

А после, допустил Господь, увиделись снова,

и он рассказал замечательный случай.

Такие известия подаются штучно.

Он сам назвал происшествие: Ангелы прокурора.

 

Он валялся на нарах, и мог еще несколько лет валяться.

Стал читать книги . соседи стали смеяться.

 

Соседи попались в своем роде людишки опытные,

он показался им фигурою странной.

У каждого, кто там был . мысли хлопотные.

Так вот, он читал Евангелие от Иоанна.

 

Соседи цыкали, мол, дурилка!

Ну, типа, надо и жизнью двигать.

Мол, что тебе эта вот опилка,

как ты говоришь . книга?

 

А он потихоньку читал и читал.

К ним в камеру новый чувак попал.

 

Оказался вором в законе, или как у них там называется.

Соседи перед ним шустрить начали.

А он, приглядевшись к тому, кто на нарах валяется,

сказал как-то тихонько:

- Мальчик!

А ну-ка садись и пиши заявление.

 

Перспектива открылась в одно мгновение.

 

Сказал, на чье имя надо писать,

дал бумагу и пишущий прибор.

- Самое главное: твое дело должен узнать

прокурор.

 

Так и случилось. Через недельку же

выпустили на улицу горемычного.

С туберкулезом в душе

и с видом на жительство личным.

Подруга моя сказала, узнав:

- Господь прокурору Ангелов посылал.

 

А герой . все тот же.

Вроде, жив. А жить, как и все, не может.

И не то, чтобы пил, не то, чтобы куролесил.

Временами бывает разговорчив и весел.

 

Давно его не встречала.

Пластинка Дорз была нами записана не сначала.

 

Вот еще что вспоминается так старательно:

он любил образ и часовню Иверской Божией Матери.

 

 

ВОСПОМИНАНИЯ О ПЕРЕДЕЛКИНО

 

Не надеюсь в прошлое возвратиться,

но . как воля Божия . возвращаюсь.

Тишина здесь, ах . тишина! Как птица.

Не спугнуть ее, хоть спугнуть стараюсь.

 

Слева . золото, справа . золото,

узкий ход и полумрак.

Смерть! Ну где твой неверный зрак?

Сумки с хлебом . и руки с голодом.

 

Не невеста и не жена,

поперек своего рожна,

чрезмерно и жадно . строго.

. Жить зачем и как?

Ради Бога!

 

А как за сердце возьмет жилец нездешний,

как за ручку поведет топтать ледок вешний

через мир таинственный, странный, сложный.

Как домой ведет . в противоположный.

 

Плакать всласть . покуда хватает глаз.

Слева . Преподобный,

справа . Апостолы,

прямо . Спас.

 

Говори мне, милый, что меня не любишь,

я послушаю тебя в сладость!

Говори мне милый, что я не нужна тебе,

моя радость!

 

Что за свежесть в ветре восточном дующем!

Здесь . все умерло. Продолжение . в будущем.

 

Я пришла сюда купить билет,

о жилье просить . на тот свет.

 

Липы да сосны . ах, какой скверик!

Мы ждали здесь, случается, часами.

Писали письма у зеленой двери,

взволнованными пели голосами.

 

А он уже так редко выходил!

Впрочем, как теперь . отец Кирилл.

На головы клал ручку . правую, вот эту.

Мальчишкам раздавал конфеты.

Рука прозрачная и теплая, я помню.

Лицо . как воск, и щурится укромно.

 

Случается, Небесная Царица,

вняв жарким просьбам, допускала нас.

Казанская рассказывала Нина:

они проговорили целый час.

Отец Кирилл казался в духе . весел.

Цветы, крестильня . ранний час воскресный.

 

Нам было странно и приятно, что мы . паства.

Но был веселым дух . дух братства.

 

Здесь служили Филарет да Антоний,

и однажды весною приехал игумен Илия.

Между диких приступов беззаконий .

полыньи литургийной были.

Солнца лучик . простым елеем,

с винной радостию на донце.

Ах, как быстро мы все хмелеем!

Что же видим? Ах, солнце-солнце!

 

Здесь так плакалось, как нигде.

Пища . почве. И честь . судьбе.

 

 

Я любила ранней обедни тишь,

пенье редкое. Спишь . и совсем не спишь.

 

Я любила иные виды .

крестный ход, литургии и панихиды.

 

Вспоминают тех, кто жил,

хлеб кладут рукой из жил.

Словно все мы, как старухи.

Жизни мертвых дышат в ухи.

 

А в Царствии Небесном точно так .

дитя, старуха, девушка и воин.

Как вид их строг, умерен и спокоен!

Морщинками и пылью сыплет враг.

От этого они еще родней .

поскольку столько пережили рядом!

Не в этом дело. Назови хоть адом .

печаль в душе не сделаешь темней,

поскольку сильный слабых защитит.

Хочу простить . и Бог меня простит.